Художник и клен

Любил художник осень. И она его тоже любила, зачаровывала красками яркими, заманивала в леса расписные. Каждый день осень художнику подарки дарила: то осинку пурпурную, то березку золотолистую. Однажды вышел художник на полянку лесную и ахнул. Стоит на полянке кленок молодой. Лапки-листики на солнце позванивают, золотом оранжевым, красно-бордовым просвечивают, — глаз не оторвать.

— Ну, спасибо тебе, осень, за подарок такой драгоценный, — поклонился художник.

Расставил он свой мольберт рядом с кленком и замер, стараясь побольше его красоты в себя вобрать, чтобы суметь потом эту красоту людям показать.

Клен ласково заглянул художнику в глаза своими пурпурно-золотыми широкими листьями и спросил:
— Разве есть у людей краски с такими тончайшими оттенками, как у Матушки- природы? Посмотри на мои листочки, художник, каждый, словно сокровище разноцветное, и ни одного не встретишь одинакового.

Улыбнулся художник в ответ:
— Конечно, кленок, не может человек сравниться с Матушкой-природой красками, но в серце моем каждый твой листочек светится радостью. Если смогу я передать людям хотя бы частичку твоей красоты, может быть, и в их сердцах станет светлее от радости. А ты расскажи мне о жизни своей, чтобы картина моя живой получилась.

Художник сделал на полотне первый мазок, и клен начал свой рассказ:
— Ты видишь мою красу, художник, а большой раскидистый клен, на котором я родился, был прекраснее меня в сто раз. Его люди срубили. Весь лес вздрогнул от горя, когда красавец клен упал, и на моей серой коре от тоски по родителю появились с тех пор продольные трещинки. Только прошлой зимой я, наконец, утешился. Вот как это случилось. Лыжники решили отдохнуть на нашей поляне и сняли возле меня свои лыжи. Я на людей тогда в обиде был, не хотел с ними разговаривать, отвернулся даже в сторону и вдруг слышу:
— Кленок, посмотри на меня, ведь мы с тобой хорошо знакомы.

Другой голос добавил:
— Где-то сейчас мои детки, наверное, такими же красавцами стали?! Оказалось, что все лыжи были сделаны из кленов, а одна пара как раз из моего родного, что на нашей поляне рос. С тех пор, если бегут мимо лыжники, я знаю, что самые быстрые и легкие лыжи на них из клена, и машу им приветливо вслед. Даже трещинки продольные на моей серой коре теперь струятся не так печально.

Художник погладил серый с трещинками ствол и почувствовал, что сегодня трещинки совсем веселые. Кленок продолжал:
— Родился я двадцать лет тому назад и сначала крепко спал в почке- колыбельке. Уже тогда Матушка-природа и отец-клен учили меня красоте и закутали в чудесные шелковистые чешуйки с золотисто-оранжевым опушением. Всю зиму я спал, но, наконец, чешуйки почки раскрылись, и я увидел свет белый в виде зелено-желтого цветка. Первым другом была пчелка. Сначала мне показалось, что я не такой уж красивый, хотя и достаточно крупный цветок. Но пчелка меня утешила. Она опустилась на меня и зажжужала:
— Какой красавец, самый первый, раньше листочков явился, да какой сладкий!

Пчелка принялась пить мой нектар, и при этом пылинки мои попали в завязь. Это было приятно, хотя и немного щекотно. Вокруг меня было шумно. Кого только не было на моих братьях-цветах: мухи, бабочки, пчелы, — все спешили после зимы силы свои восстановить. Ах, как всем нам было радостно и сладко. Каждую весну я снова и снова переживаю это чудесное состояние. Жаль, художник, что ты не можешь его почувствовать.

— Почувствовать не могу, зато могу представить, как радостно цвести, когда вокруг еще все голо и деревья без листьев. А сладость светлого кленового меда я прекрасно знаю. Я его много раз пробовал и всегда мне казалось, что он весной пахнет, — сказал художник и добавил в свою картину сладкой радости весеннего цветения клена.

— Вторым моим другом, — снова продолжил клен свой рассказ, — был мой братец-близнец, который родился вместе со мной из цветка. Все кленовые детки- семена — сросшиеся близнецы под двумя крылышками. Мы с братцем были точь- в-точь похожи и видом и характером. Осенью мы увидели, как ветер разделяет созревшие семена, подхватывает их и, вращая крылышком, точно пропеллером, разносит по поляне. Мы с братом крепко прижались друг к другу и решили не расставаться. Но началась зима, и налетевший холодный вихрь подхватил моего созревшего брата и унес в одну сторону, а меня в другую. Ветер так бешено вращал мое крылышко, что у меня голова закружилась, и я сначала не понял, куда попал. Очнулся я от холода на лесной поляне. Был зимний вечер, и с каждой минутой я замерзал все больше. Вдруг на поляну вышел великан-лось, который пришел поужинать веточками молодых деревьев. Потом что-то черное навалилось на меня, и я утонул в снегу. Лось втоптал меня копытом под прошлогодние листья, а лунку засыпало снегом. Здесь мне стало уютно и тепло, и я сладко уснул до весны. С тех пор лось моим другом стал. Ведь если бы не он, я бы замерз и умер.

О братце своем я до сих пор ничего не знаю. Нам, семенам кленовым, нелегко приходится. Хотя сыплемся мы с клена всю осень и всю зиму, в деревца прорастают только счастливчики.

Проснулся я весной от талой весенней водицы. Было еще довольно холодно, но мне так не терпелось снова мир увидеть, что я выпустил корешок и стал тянуться вверх. Замечательное это чувство, когда ты снова на свет божий появляешься, уже не цветочком, не семечком, а маленьким кленовым росточком. Гордость переполняла меня. "Я — дерево, настоящее дерево!" — пел каждый острый уголочек моих листьев-лап. Они у меня были совсем как у взрослого клена, хотя и родились на тоненьком прутике.

— Славно ты, кленок, рассказываешь, — улыбнулся художник, и, вздохнув, добавил:
— К сожалению, люди часто забывают вырастить в себе дерево.

— Да, растить свое дерево — это самое важное дело на свете, — согласился клен и продолжил свой рассказ:
— Я быстро рос. Следующей весной меня уже не узнать было. И друзей у меня прибавилось. Посмотри, художник, сколько вокруг меня деревьев: и березы, и осины, и дубы, и даже сосны. Бывает, деревья ссорятся из-за пустяков всяких, я тогда их мирю, каждому что-то доброе скажу. Мы, клены, не любим в одиночестве, без друзей, расти. Листочки мои питательные, и в них витамина С много. Деревьям землица с моими перегнившими листьями по вкусу. От нее они крепкими и высокими становятся. Может быть, потому на земле и нет чистых кленовых лесов, что деревья возле меня селиться любят. И звери часто моими листьями лакомятся. Я на них не обижаюсь, пусть питаются. Я дерево сильное, всех могу накормить и напоить.

— Ты, клен, настоящее дерево дружбы! — воскликнул художник.

— Да, люблю друзей, — подтвердил клен. — У меня и среди людей друзей много. Особенно с одним человеком я крепко подружился. Он пришел ко мне однажды осенью и попросил два семечка, чтобы посадить их возле дома в честь своих сыновей-близнецов. У вас, людей, есть примета, что человек будет расти здоровым и счастливым, если в честь него дерево посадить при рождении. Видно, дерево ему свою силу и мудрость передает. Я решил: для моих семян большая честь с людьми побрататься, и дал их человеку. Человек выбрал тогда самые крупные и крепкие семена. Был он ученым-ботаником; в деревьях хорошо разбирался. Клены его особенно интересовали, он о них книжку писал. О чем мы только с ним не разговаривали. Скоро и я стал ученым по кленам. Не только о себе, клене остролистом, могу рассказать, но и о клене сахарном, и о серебристом, и о разных других. Могу целую лекцию прочитать о том, как клены растут по всему свету: и в Африке, и в Европе, и в Азии, и в Америке. Для любого леса и города мы — гордость и краса. Но тебе, художник, не интересно, наверное, лекции слушать...

— Нет, почему, — возразил художник, — все, что ты рассказываешь, еще раз доказывает, что ты — самое настоящее дерево дружбы. Это мне тоже надо нарисовать в моей картине, раз я хочу показать людям твою красоту. Так что продолжай, пожалуйста.

Но клен молчал. Молчал, потому что увидел чудо: на картине художника
величественно возвышался красавец клен. Его широкая вершина была освещена лучами солнца, и в этих волшебных лучах блестели пурпурные и золотисто- зеленые кленовые листья, неповторимые и прекрасные. Все дерево было похоже на веселый, торжественный праздник.

Клен воскликнул:
— Неужели это я?

Художник скромно ответил:
— Нет, клен, это лишь частичка твоей красоты, перед которой я не в силах был устоять.